— Как убили?! — машинально вырвалось у Бирюкова.
— Говорят, наповал.
— Какого фермера? Кто убил?
— Дак откуда я знаю, кто… И Люда-секретарь не знает. А фермерами у нас называют отделившихся от колхоза, навроде прежних единоличников.
— Вас как зовут? — сосредоточиваясь с мыслями, спросил Бирюков.
— Тетя Клаша я, Широнина. А ты кто будешь?
— Брат вашего председателя.
— Из прокуратуры, что ли?..
— Да. Слышали обо мне?
— Слыхала. Сергей Игнатьич стращает тобой нашенских обормотов.
— Пьянствуют, наверное? — спросил Антон.
— Куда там!.. В сельмаге теперь ни горького, ни сладкого не купишь. Андрюшка-участковый изнервничался: как ни бьется, ни единого алкогольного нарушителя за руку схватить не может.
— Конечно, не схватит, если председатель их укрывает.
— Кто тебе такое ляпнул? Теперь у нас не то, что в годы правления Ивана Калиты.
— Кого-кого?..
— Прежнего председателя. Ивана Данилыча Манаева таким прозвищем в колхозе окрестили. Еще «Рюкзак с деньгами» его называли.
— За что же Сергей Игнатьевич стращает колхозников?
— За разное. Одни работу лишнюю приписывают. Другие с завклубом путаются. В годы правления Иван Данилыч завез к нам из города принцессу. К слову сказать, тот фермер, какого убили в Выселках, тоже с ней любовничал.
— Не из-за этого случилось убийство?
— Кто знает…
— Вы случайно не родня Кузьме Широнину? — заглянув в письмо участкового Ягодина, спросил Бирюков.
— Дак это мой подвенечный супруг, будь он неладен.
— Почему «неладен»?
— Балабонит что попало, как из ума выживший. Его, клоуна, хлебом не корми — только дай посмешить людей. Сейчас навроде притих, когда Андрюшка-участковый сотнягу штрафа, дураку, чуть не выписал.
— За что?
— За непутевые разговоры.
— А не за выпивку?..
— Куда там выпивать семидесятигодовалому мужику?! Весной язву вырезали. Всего-то желудка у брехуна осталось с куриный пупок на две ложки супа.
Бирюков попросил разговорчивую тетю Клашу передать председателю, чтобы тот, как только появится в конторе, немедленно позвонил районному прокурору.
В кабинет неожиданно заглянул белобрысый следователь Петр Лимакин. Поздоровавшись, шутливо спросил:
— Чего, товарищ прокурор, нахмурился мрачнее тучи?
Антон пересказал содержание только что состоявшегося разговора. Лицо следователя помрачнело:
— Не зря мне под утро цыганка с картами снилась. Что, готовить опергруппу к выезду?..
— Готовь на всякий пожарный случай. Если там на самом деле что-то серьезное, или Сережка, или участковый обязательно позвонят.
Сергей позвонил в половине девятого и упавшим голосом сообщил, что ночью на заброшенном хуторе застрелили арендатора — пятидесятилетнего Леонида Николаевича Водорьяпова.
— Участковый осмотрел место происшествия? — спросил Антон.
— Елозил по траве на коленках.
— Ну и что говорит?
Сергей хмыкнул:
— Что он скажет… Остался Андрюша в Выселках сторожить труп.
— Сейчас мы к тебе выезжаем. Где этот хутор находится?
— Направляйтесь по трассе прямиком на Караульное. У поворота я встречу.
— Для следствия понятые потребуются…
— Колхозники все на покосе, — не дал договорить Сергей.
— Пригласи из пенсионеров, кто с потерпевшим никаких дел не имел.
— Этих знатоков могу полный вездеход набрать.
— Двоих хватит.
— Понятно. Выезжайте поскорее, а то у меня весь день кувырком пойдет…
Утро начало разгуливаться, когда следственно-оперативная группа во главе с Антоном Бирюковым подкатила по щебеночной дороге к проселку. Здесь уже стоял запыленный председательский «газик». Сидевший за рулем Сергей нетерпеливо махнул оперативникам рукой и стремительно погнал свой «вездеход» вправо по проселку между березовых рощиц.
Впереди показался широкий луг со стадом пасущихся бычков черно-пестрой породы. У опушки леса на берегу речки стоял просторный загон из свежеотесанных жердей. Рядом с загоном чернела старая приземистая избушка, наподобие деревенской баньки с небольшим оконцем и плотно прикрытой дверью. Из-за угла избушки виднелась обшарпанная кабина трактора «Беларусь», возле которого участковый Ягодин разговаривал с высоким парнем в сдвинутом набекрень голубом берете. У загона стоял оседланный гнедой мерин и, понуро кивая головой, отмахивался длинным хвостом от назойливой мошкары.
Метров за пятнадцать до избушки Сергей резко остановил «газик» и, широко распахнув дверцу, выскочил из машины на истоптанную бычками землю. В импортных с заклепками джинсах и расстегнутой чуть не до пояса «фирмовой» рубашке, он скорее смахивал на пижонистого студента, но никак не на председателя колхоза. Следом за Сергеем из «газика» выбрались два старика. Один из них, со впалыми щеками, был чисто выбрит и так сосредоточен, будто хотел увидеть что-то необычайно интересное. Другой, заросший седой щетиной, выглядел равнодушным и мрачным.
Сергей подвел к оперативникам стариков:
— Вот вам понятые из карауленских активистов-старожилов.
Чисто выбритый назвался Кузьмой Никифоровичем Широниным, мрачный — Тимофеем Григорьевичем Слабухой.
— Кстати, Слабуха из бывших чекистов, — будто для солидности, с серьезным видом сказал Сергей.
— Не из чекистов, а из лагерных охранников, — недовольно пробурчал Слабуха. — Чего старое поминать…
— Как чего? Ты ведь сам на каждом углу об этом кричишь: «Я — чекист! Всех пересажаю и постреляю!»